Андрей Васенёв: «Человек заходит в зал и видит 300 таких же пассионариев, как он сам»

В год столетия Октябрьской революции Андрей Васенёв со своей командой занимался проектами «Студенты революции» и «Лекторий 1917».

— На лекциях я спрашивал аудиторию, кто знает историю своей семьи до Великой Отечественной войны. Руки поднимала только половина зала. А потом спрашивал: «А кто что-нибудь знает о своих родных в период 1917 года?» В лучшем случае руки поднимали один-два человека на зал. Я задумался о том, что на определенном историческом этапе мы разорвали всякие связи со своим прошлым. И это неизбежно влияет на отсутствие связи между нами сейчас. Нам захотелось исследовать этот вопрос, — говорит Андрей.

Так возникла идея экспедиции по Тверской области. 10 участников — от 4 до 72 лет — отправились на неделю в регион без денег и еды.

— В группе кто-то был давно знаком, а кто-то из участников впервые увидели друг друга в экспедиции. Мы отправились в глубинку области — поставили своеобразный социальный эксперимент. Гипотеза была такая: «человек человеку человек». И действительно: люди давали нам кров, пищу; мы завершили поездку с полными багажниками солений, консервов, обзавелись лучшими друзьями и даже сняли фильм «Человек, который слышит». Всё это есть на сайте проекта. Позже наша идея развилась уже в более последовательную и системную работу. Появилась премия, которой мы дали такое же название, — говорит Андрей.

Премия «Жить вместе» «поддерживает тех, кто поддерживает других и меняет мир, преодолевая бюрократию, безденежье, скепсис окружающих и отсутствие перспектив».

— Наша миссия, с одной стороны, укреплять сами локальные сообщества. С другой стороны — помогать сообществам видеть друг друга, общаться и устанавливать связи между собой. Мы не сможем разрешить все их материальные проблемы, но в наших силах дать людям признание, уважение и руку друга. Иногда нужно предпринять усилия, чтобы человек понял, что он не один. Что происходит на церемонии вручения премии? Люди приезжают в Москву из Пензы, Ярославля, Саратова, заходят в зал и видят 300 таких же пассионариев, которых никто и ничего не просил делать. Происходит магия: загораются глаза, возникает огонь вдохновения, — говорит Андрей Васенёв.

У премии «Жить вместе» пять номинаций: «Память», «Культура», «Милосердие», «Русская традиция», «Церковь». В каждой номинации три призовых места. Те, кто занял первое место, получают 150 тысяч рублей, второе — 100 тысяч рублей, третье — 75 тысяч рублей. Премия вручается с 2019 года, как говорит Андрей Васенёв, причем награждение проходило и в пандемию.

— Если мыслить рационально, то какая премия «Жить вместе» может быть в пандемию? Это же абсурд! Все должны были разойтись, надеть маски и максимально сократить контакты. Однако мы решили, что локальные проекты тоже пытаются выжить: им поддержка нужна, как никогда. Не знаю, каким чудом в 2020 году мы и собрали средства, и увеличили призовой фонд, — рассказывает Андрей.

Материальная поддержка не так значимо, как внимание. Иногда нужно поощрение; нужно, чтобы люди услышали от кого-то, что они — молодцы. Обычно у горизонтальных инициатив короткая история: на третий год существования проекта у создателей убавляется энтузиазм, и проект закрывают.

— По этой причине мы поощряем не отдельных людей, а сообщества, которые презентуют свои проекты. Для членов жюри наличие сообщества — принципиальный критерий. Мы награждаем не просто энтузиастов, которые хотят всем причинить добро, а людей, уже научившихся жить и что-то делать вместе, — объясняет Андрей Васенёв.

Количество людей в сообществе не слишком важно. Как показывает практика, трех активистов уже достаточно, чтобы организовать что-то значимое.

— Я вижу, как вслед за нашими инициативами возникают государственные проекты. Так, на следующий год после появления премии «Жить вместе» образовалась государственная премия «Мы вместе». Конечно, наши методы и цели различаются. Для «Мы вместе» или Фонда президентских грантов нужно, чтобы сообщество было не стыдно поддержать: чтобы было несколько тысяч подписчиков в социальных сетях. Для нас это необязательно. Так, «Том Сойер Фест» (фестиваль восстановления исторической среды — Прим. ред.), волонтеры которого восстановили больше 160 домов и ценных объектов в России, начинался в 2015 году с пяти человек. Даже с одного, с Андрея Кочеткова. До сих пор разные региональные отделения «Тома Сойера Феста» каждый год подают заявки на нашу премию и даже выигрывают ее. Дело не в количестве людей. Попытка поддержать то, что очень велико, — дело не частного благотворительного фонда, а государства. Поэтому мы не взыскательны по отношению к сообществам. Пусть они будут любыми, — объясняет Андрей Васенёв.

— Люди, которые жили на земле — условно, в деревне — ходили друг к другу за сахаром, надевая калоши, шлепая по грязище, на другой конец деревни. А сейчас между людьми 15 сантиметров бетонной стены, и мы даже не знаем, как друг друга зовут. За сахаром предпочтём сходить в «Пятёрочку», а не к соседу или, пуще того, закажем доставку. При этом мы хотим создавать сообщества. Да вот же твое сообщество — в твоем районе, в твоем доме. Давайте станем уже сообществом, в конце концов, — говорит Андрей.

Заряда энергии от премии не всегда хватает надолго. Так появился проект «Руку» — выездные интенсивы, где номинантов премии учат продвигать свои проекты. Участники живут и работают вместе несколько дней, общаются, делятся идеями. Гарантий, что проект будет долгожителем, нет и в этом случае, но создатели премии видят эффект от своей работы.

— В первый год работы премии у нас победил прекрасный проект «Дом Бака» в Петербурге. Жители этого дома вдруг осознали, что они живут в историческом здании, что их дом, вообще-то, объект культурного наследия. Люди объединились, стали водить к себе экскурсии, завели паблики в социальных сетях. Вокруг дома, в котором они живут, возникло настоящее сообщество.

В лонглист премии в среднем входит 120 проектов в год. Заявок значительно больше — до 700−800. Среди них, однако, много искусственных, когда муниципальные учреждения — районные поликлиники, библиотеки, детские сады — специально придумывают проект, чтобы получить премию. В реальности из таких идей ничего не выходит: мы их сразу отметаем.

Среди тех, кто подает заявки, больше проектов из городов: связаны они, как правило, с культурой, организацией каких-либо пространств, средой проживания. Сельские чаще всего связаны с памятью места или с сохранением традиций.

— Например, в 90% случаев в номинацию «Русская традиция» приходят сельские проекты, фольклор. Но русская традиция не только сельская. Есть и городская, которая сейчас практически нигде не представлена. Бывает, человек уезжает из глубинки, получает хорошее образование и профессию, а потом возвращается и пытается устроить приличную жизнь на своей малой родине. Причем не только для себя, но и для людей, которые ему не доверяют, которые не знают, как жить «нормально». Если человек понимает, что это дело требует терпения и, возможно, не одного поколения, что-то может получиться. Но это редкость, — отмечает Андрей Васенёв.

Часто проекты премии становятся точками притяжения для туристов. В тот же «Дом Бака» в Санкт-Петербурге едут специально: походить по его парадным, увидеть лестницы, лепнину, которой больше 100 лет. В Тверь едут, чтобы посмотреть не только архитектуру екатерининской эпохи, но и частные культурные центры. Это «Живой город», «Лисий дом», «Березовый сказ», «Боголюбский», «Рельсы», где проводят огромное количество событий от общегородских вечеров до урбанистических лекций. Едут в городок Данилов Ярославской области. На улице Ленина, 21 молодой человек — энтузиаст, отучившийся в вузе и вернувшийся в родной город, организовал арт-пространство. Сейчас там проводят иммерсивные спектакли, выставки, и даже открылся небольшой хостел, где можно переночевать.

— Мой личный фаворит — это община села Давыдово в Ярославской области. С одной стороны, обычная православная община; с другой стороны, на 20 гектарах земли они организовали проживание детей с ОВЗ, в основном с аутическими расстройствами. В Давыдово приезжают все желающие семьи и могут строить с общиной совместное хозяйство. У них действительно возникает общая жизнь. Для родителей таких детей это реальная и на сегодняшний день в России, наверное, единственная возможность знать, что если с ними что-то произойдет, их ребенок с особенностями будет жить в этой общине. Вы знаете, сколько лет в среднем живут люди, которые из семьи уходят в ПНИ? Пять лет. Если у ребенка с особенностями умирает мать, скорее всего, он попадет в ПНИ и просто умрет от одиночества. Добровольно в ПНИ не отдают, а в Давыдово отдают. Туда можно приехать для знакомства — пожить: есть гостевые дома — это дает стопроцентную вовлеченность. Человек перестраивает всю свою жизнь и остается, находит себе место, — приводит пример Андрей.

— Мы стараемся поддерживать отношения c проектами, но не следим за ними с пристрастием. Это аванс доверия. Наша премия — не грант. Мы ее отдаем, и мы потом не проверяем, куда человек потратил деньги. Мы ему доверяем. Если сообщества что-то делают, когда их никто не просит, это в тысячу раз эффективнее, чем когда инициативу продвигают сверху те же чиновники. Это не сработает, понимаете? А сообщества сработает. Есть люди, которые хотят жить прекрасной культурной жизнью и живут ею, они никуда не собираются уезжать. Вот такие начинания надо поддерживать, — заключает Андрей Васенёв.

Текст: Виктория Сапунова, Анна Черноголовина