Не трудные дети, а дети, которым трудно

«Если взрослые не предложили понятных правил, по которым стоит действовать, значит, эти правила появятся другим образом. Подростки, оставленные без взрослых, создают правила себе сами. Они просто не знают, в каких правилах приятнее и комфортнее существовать, поэтому создают такие, какие могут. Очень жесткие. И сами следят за их соблюдением. То есть ребята могут справиться и без взрослых: ведь их не оказалось рядом для того, чтобы условия были другими».

***

«Конечно, так живут не все подростки. Есть добро, гуманизм, а есть насилие, и это неотъемлемая часть нашего мира. Получилось так, что мир сериала — это концентрация насилия. В моей книге нет какого-то нарратива и какой-то истории, есть мир подростков с очень странными правилами. Представьте, на миллионный город около ста группировок, которые сами по себе — квазигосударство, у них есть территория, политика, правила, экономика, есть граждане-пацаны, неграждане-чушпаны. Для кинематографа очень важен мир с его правилами, это фактура, которая интересно проявляется. Но после выхода сериала сразу пошли разговоры о романтизации криминала. И я очень много раз говорил, что сериал не романтизирует криминал. Возможно, в первой серии так может показаться, но к финалу это совершенно ясно».

«Подростки сбивались в стаи с жесткими правилами, они фактически копировали мир тоталитарного государства, еще более его утрировали. Жесткая дисциплина, наказание за употребление сигарет и алкоголя, отношение к сексу. Насколько я понимаю, сейчас в целом подростки гордятся первым сексом, тем, что потеряли девственность. А тогда считалось ровно наоборот. Я до сих пор не докопался, отчего такие странные правила. Сейчас в мире тоже много зла и жестокости, но мы живем все же по-другому. Хотя, конечно, у каждого своя реальность».

«Из опыта работы знаю, что в подростковом возрасте происходит очень много исследования: отношений, окружающего мира, личностных качеств. И вот здесь есть одно „но“. Подросток, по сути, до некоторого этапа не может даже сформулировать ответы на вопросы. И здесь, я считаю, нужно внести ясность в рамки, в границы: это неустойчивый этап в жизни. Если понятных для подростка и хотя бы как-то подходящих ему правил нет, то наступает процесс отрицания, процесс переоценки установок, которые дали родители, школа, детский сад, и этот процесс может иметь опасные последствия».

«Подростки не живут в замкнутом пространстве, они живут в мире взрослых, у которых есть законы, институты, иерархии и как бы сценарии, по которым они предлагают жить подросткам, но предлагают не всегда мягко. И, получается, что в этом возрасте нужно понять что-то про себя, про все эти конструкции, сделать выбор: каким образом себя проявлять. Это история про то, как дать возможности и взять ответственность, но такую ответственность, в которой подросток не утонет, а если начнет тонуть, то сможет быстро дотянуться до помощи. Тогда он сможет выбирать, но при этом чувствовать себя в безопасности».

«Мы работаем с ребятами методами цирковой педагогики и направляем их энергию и желание рисковать в творчество и мирное русло. Одно дело, когда ты прыгаешь с друзьями с гаражей, а другое дело, когда ты учишься в цирковом шатре с тренерами по акробатике прыгать сальто в атмосфере безопасности. Ребята проводят в цирке сейчас в среднем пять лет. К концу каждого года они создают какой-то творческий продукт. И если, когда цирк только создавался, спектакли, в которых ребята участвовали, в основном ставили взрослые, то сейчас с течением времени мы пришли к разговору со зрителями от лица подростков. Теперь все творческие продукты, которые мы создаем, ребята придумывают сами. А взрослые помогают сделать так, чтобы это было круто и вызывало эффект "вау"».

«Поначалу идея была в том, что ребята могут ходить к нам на занятия, делать различные творческие проекты на любые темы, которые бы засчитывались в школе. Но потом мы выяснили, что если мы не ограничиваем ребят в темах, то школа по своим стандартам, за небольшим пока исключением, не готова про эти темы говорить. Поэтому теперь в разных городах мы набираем по 10−15 ребят в начале года: потом они работают в мини-группах. И в конце года собираем выставку, которую называем выставка-фестиваль, потому что ребята делают то, что они хотят. То есть у них нет определенной темы. С ними работает пара — художник (поэт, живописец, скульптор) и психолог. Каждый год через нас проходит около 200−250 подростков. Дело в том, что в школе ребята часто не могут выбрать то, что им нравится: там очень жесткие ограничения. А здесь ты прокачиваешь себя сам. Ставишь себя на место человека, который делает выбор, принимает решение и дальше к нему идет, что-то реализует, показывает. Мы объясняем, как быть активным, деятельным, нести ответственность за свой выбор и в конце концов достигать цели».

***

«Мы верим в то, что это не трудные подростки — это дети, которым трудно. И наша задача сделать так, чтобы взрослые вместо сценария про отвержение и стигматизацию выбирали научить ребенка, подростка, как можно действовать по-другому».

«У детей есть школа, есть обычный их мир. Вот они два часа в неделю провели с нами, по таким-то правилам. А дальше они возвращаются в свою обычную жизнь, и кажется, что эти два часа никакое влияние не могут оказать, что мы все делаем зря. Но на самом деле важно показать ребятам, а как еще бывает. Это вообще история не только про подростков, это работает с любым возрастом. Дать человеку увидеть возможность выбора. Ведь выбирать можно только, если знаешь, что бывает что-то еще. Опыт, который получают ребята, никуда не уйдет, он останется с ними. Опыт себя другого, себя успешного, опыт себя, существующего по каким-то конструктивным правилам. Очень часто дети с трудным поведением не видят связи между усилиями и результатами. Поэтому им сложно учиться и прикладывать много последовательных, маленьких усилий, чтобы получить результат. Им нужно очень много поддержки. Чтобы все случилось, им важно знать, что это может случиться. И это никогда не зря».

Текст: Виктория Сапунова