ПРАКТИКИ
Много ли государства
в благотворительности?
Много ли государства
в благотворительности?
Сессия под таким названием состоялась на Форуме благотворителей и меценатов – ежегодной конференции FCongress. О том, что роль государства в «третьем» секторе увеличивается, сегодня говорят многие. Означает ли это, что мы в ближайшем будущем мы увидим рост государственно-частных проектов в социальной сфере? Вместе с модератором Еленой Чернышковой, исполнительным директором фонда Андрея Мельниченко, вопрос обсуждали президент «Русфонда» Лев Амбиндер, учредитель фонда «Свет в руках» Александра Краус, учредитель фонда «Дети-бабочки» Алена Куратова, исполнительный директор фонда «Детские деревни-SOS» Николай Слабжанин и советник генерального директора Фонда президентских грантов Игорь Соболев. «Приличные люди» публикуют фрагменты дискуссии.
«Мы сейчас с вами находимся в 2024 году, – говорит Елена Чернышкова. – Раньше, на заре существования сектора, мы думали как: благотворительный фонд изыскивает самостоятельно решение проблемы, и в какой-то момент государство предлагает это решение реализовать в большем масштабе. Но сейчас, мне кажется, мы поделили с государством сферы влияния. Государство говорит: вот этот фонд у меня отвечает за эту проблему, а этот – за эту. Вопрос: насколько такая ситуация удовлетворительна?»
По словам Алены Куратовой, учредителя фонда «Дети-бабочки», в сфере орфанных заболеваний государства много, и это «очень правильная история». По мнению эксперта в ближайшие три года экспансия государства в «третий» сектор будет еще больше.
«Мы считаем, что наш фонд служит государству; мы считаем, что наши наши дети – тоже часть государства… Государство – это мы… Мы не хотим работать еще 55 тысяч лет, чтобы та проблема, ради решения которой мы были созданы, не решалась», – заявляет Алена Куратова.
«Я представляю “Русфонд”, – говорит Лев Амбиндер. – Это один из старейших, если не старейший фандрайзинговый благотворительный фонд. Правда, мы это поняли лет через пять, а до этого дружили с корпоративными благотворительными фондами, такими как Фонд Потанина, и не понимали, чем мы от них отличаемся. Потом поняли, что отличаемся лишь тем, что учредители у нас хорошие люди, но денег они не дают. Поэтому зарабатывать надо самим».
По словам Алены Куратовой, учредителя фонда «Дети-бабочки», в сфере орфанных заболеваний государства много, и это «очень правильная история». По мнению эксперта в ближайшие три года экспансия государства в «третий» сектор будет еще больше.
«Мы считаем, что наш фонд служит государству; мы считаем, что наши наши дети – тоже часть государства… Государство – это мы… Мы не хотим работать еще 55 тысяч лет, чтобы та проблема, ради решения которой мы были созданы, не решалась», – заявляет Алена Куратова.
«Я представляю “Русфонд”, – говорит Лев Амбиндер. – Это один из старейших, если не старейший фандрайзинговый благотворительный фонд. Правда, мы это поняли лет через пять, а до этого дружили с корпоративными благотворительными фондами, такими как Фонд Потанина, и не понимали, чем мы от них отличаемся. Потом поняли, что отличаемся лишь тем, что учредители у нас хорошие люди, но денег они не дают. Поэтому зарабатывать надо самим».
«Русфонду» — фонду помощи тяжелобольным детям — будет 28 лет в этом году. В последние 10 лет фонд ежегодно собирает по 1,5 млрд рублей
«На сегодняшний день порядка 14 млрд из наших сборов ушли во внедрение высоких технологий, – рассказывает Лев Амбиндер. – В 2010 году по просьбе клиник онкологических, с которыми работали, мы стали внедрять строительство Регистра доноров костного мозга в стране (электронная база данных, содержащая обезличенную информацию о генах потенциальных доноров костного мозга (стволовых клеток крови), отвечающих за тканевую совместимость – Прим. ред.). Это обычная наша благотворительность. Мы нашли мощный центр – НИИ Горбачевой в Санкт-Петербурге – и помогали ему покупать лекарства, импортные трансплантаты и т.д. – на сумму примерно 140-150 млн рублей в год. Нам говорят: нужен регистр. Мы достаем полмиллиона долларов, вкладываем в него. Покупаем оборудование, реагенты. Потом за год строим лабораторию, и на ее открытии вдруг узнаем, что у нас реагентный пакет стоит 200 евро, а в Германии – 25. Едем в Германию и выясняем, что там другая технология. Мы оплатили строительство лаборатории, которая морально устарела: она из XX века. В итоге мы все изучили, предложили университету, которому подчинена клиника, сделать новую лабораторию. Сказали: “Мы все оборудуем, найдем деньги, это же фигня – платить по 200 евро”. А нам говорит: “Нас сейчас все устраивает”. Я говорю: “Меня не устраивает”».
По словам президента «Русфонда» самый крупный национальный регистр в мире создан в Германии, где 84 млн населения. Из них 10 с лишним млн человек – доноры. Локальных регистров в стране – 26: 13 государственных и 13 – от НКО.
«НКО не деньги дают, а сами строят. Из 10 с небольшим млн доноров только 350 тысяч построили государственные регистры. Остальные 10 с лишним миллионов созданы НКО. Почему? Законодательство для НКО гибче, если НКО выступает как субъект экономики. Хотя в России у законодательства те же принципы», – сравнивает Лев Амбиндер.
«Если бы нам не помогала администрация президента, то мы бы не выжили, – считает президент «Русфонда». – Мы создали Национальный регистр доноров костного мозга. Мне говорили: “Вы победили, у вас самый крупный локальный регистр, вы входите в федеральный регистр, вы больше всех поставляете трансплантатов в стране”. “Больше всех, я говорю, хорошо. Но мы поставляем за свой счет. Это “Русфонд” достает деньги и вкладывает. А государство свои регистры оплачивает. Почему мы не получаем это финансирование?” НКО как субъект экономики не признается в стране. Когда мы получаем гранты от ФПГ, московской мэрии, региональные – это одно. Когда я приезжаю в Минздрав, то слышу: чем ты занимаешься? Государство не готово – в лице исполнительной власти, Минздрава, ФМБА – финансировать НКО. В ведомстве мне сообщают: “Мы некомпетентны”. Послушайте: если я в чем-то некомпетентен, я найму человека, который компетентен. И он все сделает. Никаких проблем, все работает. Почему если государство некомпетентно, то это навсегда? Мы предлагаем государственно-частное партнерство. Как это может быть устроено? Мы заключаем с государством договор, что 50 тыс. доноров ведем в этом году, тратим собственные средства, затем передаем вам в собственность эту базу, а вы нам возмещаете наши затраты. Тут же оговорюсь, что наши затраты в три раза ниже, чем государственные».
По словам президента «Русфонда» самый крупный национальный регистр в мире создан в Германии, где 84 млн населения. Из них 10 с лишним млн человек – доноры. Локальных регистров в стране – 26: 13 государственных и 13 – от НКО.
«НКО не деньги дают, а сами строят. Из 10 с небольшим млн доноров только 350 тысяч построили государственные регистры. Остальные 10 с лишним миллионов созданы НКО. Почему? Законодательство для НКО гибче, если НКО выступает как субъект экономики. Хотя в России у законодательства те же принципы», – сравнивает Лев Амбиндер.
«Если бы нам не помогала администрация президента, то мы бы не выжили, – считает президент «Русфонда». – Мы создали Национальный регистр доноров костного мозга. Мне говорили: “Вы победили, у вас самый крупный локальный регистр, вы входите в федеральный регистр, вы больше всех поставляете трансплантатов в стране”. “Больше всех, я говорю, хорошо. Но мы поставляем за свой счет. Это “Русфонд” достает деньги и вкладывает. А государство свои регистры оплачивает. Почему мы не получаем это финансирование?” НКО как субъект экономики не признается в стране. Когда мы получаем гранты от ФПГ, московской мэрии, региональные – это одно. Когда я приезжаю в Минздрав, то слышу: чем ты занимаешься? Государство не готово – в лице исполнительной власти, Минздрава, ФМБА – финансировать НКО. В ведомстве мне сообщают: “Мы некомпетентны”. Послушайте: если я в чем-то некомпетентен, я найму человека, который компетентен. И он все сделает. Никаких проблем, все работает. Почему если государство некомпетентно, то это навсегда? Мы предлагаем государственно-частное партнерство. Как это может быть устроено? Мы заключаем с государством договор, что 50 тыс. доноров ведем в этом году, тратим собственные средства, затем передаем вам в собственность эту базу, а вы нам возмещаете наши затраты. Тут же оговорюсь, что наши затраты в три раза ниже, чем государственные».
Сессия «Много ли государства в благотворительности?», Форум благотворителей и меценатов
(c) Приличные люди
(c) Приличные люди
Игорь Соболев, советник генерального директора Фонда президентских грантов, соглашается с тем, что государства мало, причем и как регулятора, и в качестве источника или координатора. Но в ответ на потребности и ожидания в некоммерческом секторе его будет становиться больше. В частности, высока конкуренция за государственные деньги: «В Фонде президентских грантов количество заявок, которые получают поддержку — один к пяти. То есть четыре пятых поддержку не получают. В Фонде культурных инициатив (ПКФИ — Прим. ред.) этот коэффициент — 1 к 10. То есть отклоняются 9 из 10 заявок. О чем это говорит? Наверное, отчасти о том, что средств мало, а запрашивающих финансы достаточно».
По словам Александры Краус, учредителя фонда «Свет в руках», работающего семь лет, НКО грантовую поддержку то получает, то не получает. «Свет в руках» помогает женщинам и их близким на пути к родительству.
«Население нашей страны каждый год уменьшается на 700 тысяч человек, — говорит Александра Краус. — И такая тенденция будет сохраняться в ближайшие 8 лет. Знаете ли вы о том, что на одну женщину сегодня приходится 1,4 ребенка? В целом это примерно соответствует той картинке, которую мы видим в Европе.
Сегодня вводится большое количество материальных мер, чтобы люди решались рожать ребенка. Бюджет на 2024 год превышает предыдущий. Основные направления — это материнский капитал, субсидии по льготным ипотекам, выплаты ежемесячные в первое время после рождения ребенка. Есть еще нематериальный аспект. У нас ведется большая работа противоабортная. Но я хочу привести пример Польши, где аборты запрещены даже в случае, когда у ребеночка внутри мамы диагностирована патология. К сожалению, это не поменяло ситуацию внутри Польши, где рождаемость на одну женщину всего 1,1−1,4 ребенка».
В «Свет в руках» каждый месяц обращаются около 500 человек. «Это люди, у которых ребенок родился раньше срока; у плода диагностирована патология; люди, у которых ребенок родился с диагнозом; люди, у которых малыш погибает. Сегодня каждый день 200 малышей погибают при рождении или во время беременности. Каждый день чуть больше 200 детей рождаются раньше срока. Каждый день больше 120 детей рождаются с патологиями. Но люди хотят стать родителями еще раз, и им можно помочь. Для этого нужно помочь им в реабилитации, в сопровождении беременности».
«Население нашей страны каждый год уменьшается на 700 тысяч человек, — говорит Александра Краус. — И такая тенденция будет сохраняться в ближайшие 8 лет. Знаете ли вы о том, что на одну женщину сегодня приходится 1,4 ребенка? В целом это примерно соответствует той картинке, которую мы видим в Европе.
Сегодня вводится большое количество материальных мер, чтобы люди решались рожать ребенка. Бюджет на 2024 год превышает предыдущий. Основные направления — это материнский капитал, субсидии по льготным ипотекам, выплаты ежемесячные в первое время после рождения ребенка. Есть еще нематериальный аспект. У нас ведется большая работа противоабортная. Но я хочу привести пример Польши, где аборты запрещены даже в случае, когда у ребеночка внутри мамы диагностирована патология. К сожалению, это не поменяло ситуацию внутри Польши, где рождаемость на одну женщину всего 1,1−1,4 ребенка».
В «Свет в руках» каждый месяц обращаются около 500 человек. «Это люди, у которых ребенок родился раньше срока; у плода диагностирована патология; люди, у которых ребенок родился с диагнозом; люди, у которых малыш погибает. Сегодня каждый день 200 малышей погибают при рождении или во время беременности. Каждый день чуть больше 200 детей рождаются раньше срока. Каждый день больше 120 детей рождаются с патологиями. Но люди хотят стать родителями еще раз, и им можно помочь. Для этого нужно помочь им в реабилитации, в сопровождении беременности».
По мнению Александры Краус необходимо, чтобы полный генетический скрининг был вписан в ОМС и доступен бесплатно, как и посещение генетика.
«На сегодняшний день у нас 380 генетиков на всю страну, — приводит данные эксперт. — Но в каждой 45-ой по счету семье есть вероятность в 25%, что ребенок родится с генетическими отклонениями. Не надо рассказывать, что это значит для конкретной семьи, для государства; какие это расходы и судьбы. Если на этапе планирования беременности и мама, и папа будут проходить полный генетический анализ, это способно качественно изменить ситуацию и сделать так, чтобы наша страна, даже при том, что популяция уменьшается, все же становилась здоровее. Независимо от того, какие времена мы переживаем, люди хотят иметь детей, и мы способны как общество поддержать каждого, кто хочет ребенка».
По словам Николая Слабжанина, исполнительного директора фонда «Детские деревни-SOS», внимание государства к НКО, скорее, зависит от размера благотворительной организации.
«„Детские деревни-SOS“ уже 30 лет занимаются профилактикой социального сиротства и помогают детям-сиротам обрести семью, — говорит Николай Слабжанин. — Нашей первой детской деревне в Томилино уже больше 25 лет. Так вот, она была реализована на основании государственно-частного партнерства. Когда Юрий Лужков подписал соответствующее постановление, то была выделена земля, трубы подведены, а „Детские деревни-SOS“ собрали деньги, на которые построили и подготовили дома. Люди смогли принять детей, организовать для них семейное воспитание, семейную жизнь. И государство в нашей жизни, в нашей большой организации, адекватно участвовало. Нет никаких претензий. Но если маленькая организация что-то захочет создать, она может пойти в ВЭБ, и, скорее всего, ей скажут: „Извините, вы маленькие. Нам интересны большие проекты“. Есть такие варианты как Фонд президентских грантов, но это немножко другое. Это не государственно-частное партнерство. Вот мне кажется, для небольших организаций государства мало. Однако важно и самой некоммерческой организации определиться: много ей государства или мало; кто она — субъект экономической деятельности — или все-таки занимается служением и привлекает добровольцев. Поэтому однозначно на запрос — много государства или мало — я не отвечу. Все зависит от конкретных кейсов. Страна у нас очень большая и многообразная».
Записала Анна Черноголовина
По словам Николая Слабжанина, исполнительного директора фонда «Детские деревни-SOS», внимание государства к НКО, скорее, зависит от размера благотворительной организации.
«„Детские деревни-SOS“ уже 30 лет занимаются профилактикой социального сиротства и помогают детям-сиротам обрести семью, — говорит Николай Слабжанин. — Нашей первой детской деревне в Томилино уже больше 25 лет. Так вот, она была реализована на основании государственно-частного партнерства. Когда Юрий Лужков подписал соответствующее постановление, то была выделена земля, трубы подведены, а „Детские деревни-SOS“ собрали деньги, на которые построили и подготовили дома. Люди смогли принять детей, организовать для них семейное воспитание, семейную жизнь. И государство в нашей жизни, в нашей большой организации, адекватно участвовало. Нет никаких претензий. Но если маленькая организация что-то захочет создать, она может пойти в ВЭБ, и, скорее всего, ей скажут: „Извините, вы маленькие. Нам интересны большие проекты“. Есть такие варианты как Фонд президентских грантов, но это немножко другое. Это не государственно-частное партнерство. Вот мне кажется, для небольших организаций государства мало. Однако важно и самой некоммерческой организации определиться: много ей государства или мало; кто она — субъект экономической деятельности — или все-таки занимается служением и привлекает добровольцев. Поэтому однозначно на запрос — много государства или мало — я не отвечу. Все зависит от конкретных кейсов. Страна у нас очень большая и многообразная».
Записала Анна Черноголовина
ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ